C приходом холодов настало интересное время. На последнем совещании Колычев дал отмашку. У нас, на Южном фронте, уже была практически восстановлена численность террор-групп. Дней через десять они очередной раз пойдут по тылам. Назад уже возвращаться не будут. Их подберет гвардейский конный корпус Осликовского. А когда немцы в погоне за кавалеристами, творящими резню у них в тылу, начнут снимать дивизии с фронта, ударят механизированные корпуса, за которыми в прорыв хлынет пехота. Как и куда будут нанесены основные удары, я не знал. Не знал и стратегических задач этих ударов. Но о том, что наши собираются применить немецкую тактику танковых клиньев, совмещенную с ноу-хау чисто советских военных достижений, догадывался. И кажется, мог себе представить размеры будущего котла, в который может попасть вся группа армий «Центр». Это даже не котел получится. По размерам, наверное, целый бассейн. Хотя такое слово в армии и не применяют. Вот только удержим ли такую прорву войск в окружении – я сомневался. Хотя фиг его знает, как все повернется. Силищу-то накопили немеряную. И количественно и качественно. Вон, в последнем прибывшем к нам мехкорпусе было два полка новеньких тридцатьчетверок. И не простых, а с какой-то новой пушкой. Калибр 76 миллиметров, но вот баллистика – гораздо лучше прежней. Причем прибыли с рембатами, зенитным прикрытием, летучками и тягачами. И все это на гусеницах. Только наливники были колесными ЗиСами. А общаясь на совещаниях с танкистами, узнал, что в тылу они уже видели новую самоходку. Со 152?миллиметровым орудием, на базе КВ. Но это пока экспериментальный вариант. А вот самоходки с 85-миллиметровым орудием на базе Т-34 уже прошли испытания, и их начали массово шлепать на Урале. Надо же какой оперативный ответ на мои слова по поводу «Тигров» и «Пантер»! Фрицы своих кошек еще только обкатывают, а у нас уже противодействие им поставлено на поток. Поинтересовался, почему же на тридцатьчетверку сразу не воткнули 85-миллиметровое орудие? Один толковый зампотех объяснил, что для этого надо не только новую башню ставить, но и корпус переделывать, увеличивая в нем погон для этой башни. Работы уже ведутся, и через полгодика такая машина, возможно, и появится. Блин! Через полгода и у фрицев тоже много чего появится… Похоже, немного не успеваем. Да и на СУшку сразу надо было втыкать 100 миллиметров. Я же верховному говорил… Но там, видно, тоже что-то не заладилось. Правда, эти новинки, что сейчас пришли, превосходят все, что у нас из техники существует. И если с умом действовать, то даже эти тридцатьчетверки, с «Тигром» если не на равных, то хоть не в одни ворота бороться смогут.
В воздухе носился запах будущих изменений и перемен. Даже те, кто и не догадывался о наступлении, оказались вовлечены в круговерть его подготовки. Но таких недогадливых было все меньше и меньше. Народ был достаточно тертый и понимал, что скоро начнется. Уже самый простодырый боец интересовался у командиров, когда же наступление. И вот террор-группы ушли в немецкий тыл. Мы тоже рвались туда всей душой, даже Леха, панически боявшийся зубных врачей, привел свою пасть в порядок и, глядя преданными глазами на нас с Гусевым, всячески демонстрировал свою боеготовность. Мы же зайчиками скакали за Колычевым, но он нас жестко обломил. До этого молчал гадский папа, и мы не теряли надежды. А командир, видимо, просто не хотел себе нервы портить и поэтому категорическое нет сказал уже в последний момент. Все наши крики и возмущения были проигнорированы. Тогда мы жутко обиделись и демонстрировали свои обиды целых два дня. Общались с командиром исключительно по уставу, безостановочно козыряя и рубя строевым шагом. Но это моментом прошло, когда корпус Осликовского, легко взломав оборону немцев и не вступая в мелкие стычки в дивизионных тылах, вышел на оперативный простор. Колычев, собрав нас, сразу завершил все игры.
– В общем, так, товарищи командиры. Через пять дней начнется. Поэтому вы должны быть постоянно при мне. Так что никаких похождений по бабам (это он мне и Гусеву), по знакомым (это он мне) и по летным столовым (это он Лехе). При наступлении выдвигаться будем с корпусом Брусникина. Это направление главного удара. Наладьте взаимодействие. Выясните, где и как планирует расположиться штаб, ну и вообще. Только без водки и мордобоя!
Колычев пристукнул ладонью по столу и, глядя на наши довольные морды, продолжил:
– А вы все боялись, что в тылу останемся. По-человечески со мной разговаривать не хотели, хаяли всячески.
Тут мы наперебой завопили, что это мы не со зла и что лучшего командира и не желали. Иван Петрович разулыбался и, взяв карандаш, склонившись над картой, начал уже серьезно ставить боевую задачу…
Пять дней пролетели очень быстро… Ранним утром, еще в темноте послушав почти часовую артподготовку и доносившийся с передовой слитный рев, в котором даже нельзя было угадать русского «ура!», загрузились в свой транспорт. А еще через час увязались за выдвигающимся штабом генерала Брусникина. Ставке нужны были самые свежие, самые точные сведения о том, как будет развиваться наступление, и поэтому мы шли практически за передовыми частями. Гусев достал из вещмешка флягу и, булькнув в колпачок, протянул его мне. Я взял и, стараясь не расплескать налитого на кочках, оглядел народ.
– Ну что, славяне? Вперед – на Запад!
Глава 13
Бабах! С потолка посыпалась бетонная крошка. Марат наклонился, прикрывая от пыли котелок, в котором решил заварить чай. Я, лежа на большом матрасе, неизвестно кем притащенном в наш полуподвал, приоткрыв глаз, следил за кашеварящим Шарафутдиновым. Хоть кипятку похлебать, и то дело. Третий день мы воевали без горячей пищи. Хорошо еще вещмешок с сухарями, заныканный хозяйственным Пучковым, не потерялся. А в городе творилось черт те что. Слоеный пирог. Да был бы еще город, понятно… Но вот Богодухов городом назвать было тяжело. Непомерно разросшаяся деревня. Хотя и четырехэтажки встречаются. Вот в подвале одной из них мы и отдыхали. А после того как эта поганая самоходка раздавила нашу полевую кухню, отдыхать приходилось на голодный желудок. Правда, долго после этого она не проездила. Леха, глядя совершенно круглыми глазами, как StuG.III, она же «артштурм» подмяла под себя кухню, сразу выбросившую в морозный воздух облако пара, издал горлом странный звук и, не пригибаясь рванул к месту преступления. Похоже, главный желудок нашей группы впал в полное отчаяние от перспективы очередной раз остаться голодным. Кричать было бессмысленно, и я с Бахой и еще четырьмя незнакомыми пехотинцами понеслись следом, на ходу отсекая от самоходки немецкую пехоту. Пешие фрицы, попав под фланговый огонь, сначала заметались, а потом отошли к развалинам церквушки. Пучков же, добежав до медленно ползущего «артштурма», с ходу швырнул гранату под гусеницу. Попал удачно– гусянка слетела. А потом, вскочив после взрыва, ловко запрыгнул на броню и сунул в приоткрытый люк две феньки – одну за другой. Повезло гаду прожорливому – боезапас не рванул, только из распахнутого двойным взрывом люка к небу поднялся дымок. Добежав до недвижимой самоходки, попадали за ней и начали отстреливать немцев, опять полезших от церкви. Но минут через пять в тылу у фрицев появилась наша пехота, и это сразу сбило наступательный порыв немчуры. Человек пятнадцать из них успели убежать, а еще трое, пометавшись, поняли, что дело швах, и, побросав винтовки, задрали руки. Влепив вечно голодному Лехе подзатыльник, пошли к нашей кухне. Возле нее уже задумчиво стоял повар Степаныч, успевший во время самоходного наезда смыться. Пучков, глядя на разлитое по грязному снегу варево, голосом ослика Иа, глядящего на лопнувший шарик, спросил:
– А что это было?
– Гуляш был…
Повар повздыхал, глядя на смятое орудие производства, но потом твердо пообещал что-нибудь придумать. Степаныч был мужиком ушлым, и в его способности найти выход я не сомневался. Правда, вот уже третий день никакого варианта ему не подворачивается….